20. НА РАЗВАЛАХ И РАСКАТАХ
Каждый день по Томску в разных направлениях двигались возы с поклажей. Крутые спуски и подъемы здесь именовались раскатами и развалами. И это было правильно. Спускаясь по крутой и кочковатой дороге с Воскресенской горы, невозможно было тормозить, ибо в этом случае тяжелогруженая телега могла опрокинуть и помять лошадь. Спускаясь по такому раскату, требовалось погонять лошадь что есть мочи. Надо было мчать не разбирая дороги и сметая все на своем пути. Нередко подобный спуск заканчивался тем, что воз все же опрокидывался, лошадь ломала ноги, да и возница не всегда оставался цел. У опрокинувшегося воза обычно собиралась толпа. Кто давал советы, кто помогал возчику материться, а иные спешили что-нибудь стащить под шумок.
Развалами же назывались особенно крутые и ухабистые спуски с горы, где надо было каждому возчику быть готовым к тому, что воз неминуемо развалится. И возле развалов обычно дежурили со слегами, лопатами и баграми мужики и бабы. Одни надеялись подзаработать, собирая чужое имущество, другие надеялись опять же спереть что-нибудь, когда воз развалится. Последних было гораздо больше.
А везли по томским дорогам не только сено, кирпич или короба с рыбой и мясом. Нередко везли в возах цибики китайского чая в саженных деревянных рамах, обшитых кожей. Стоило кому-нибудь спереть одну такую раму, и он мог год жить безбедно: чай стоил очень дорого.
Возы с чаем непременно сворачивали к магистрату, где их ждали тиуны.
Иные дельцы возмущались:
— Нет указа проверять чай, а вы проверяете!
— Новый комендант велел!
И брали из каждой рамы несколько лотков наугад. Брали из каждого цибика порцию: есть ли золотой песок? Нередко именно в чай прятали хитроумные дельцы серебро из Нерчинска, золото с Лены. Чай потом сжигали, а золото оставалось…
Чай уходил в Петербург. При дворе были заинтересованные лица. А может, были получатели и дальше Петербурга. Случалось, что партию такого особливого чая не могли вывезти из Томска, и она здесь же шла в распродажу. Покупал какой-нибудь мещанин чай, сыпал в чайник заварку и обнаруживал, что в ней блестит золото! То-то была нечаянная радость!
В караванах искали запретный товар, подозрительных людей. Девильнев приказал обо всех вновь прибывших ссыльных докладывать лично ему. В этом мелочей не могло быть. Иногда один какой-нибудь лихой человек мог переполошить всю округу. В Томске немало обретается таких колдунов, как Горемир. Есть люди с отрезанными носами, ушами и без языков. Пошумели! Неделю назад с каторги на поселение в Томск привезен предводитель скопцов Кондратий Иванович Селиверстов.
Только вчера Девильнев узнал, что был ограблен на берегу возле Томска некий Еремей Жуков. У него, вроде, отняли два фунта золота. Девильнев заинтересовался сообщением, решил допросить ограбленного: откуда он столько золота взял? Приказал привести его прямо к себе во двор.
Девильнев сидел и пил чай с малиновым вареньем под двумя серебристыми тополями, возле только что отстроенного в новой комендантской усадьбе флигеля. Здесь Девильнев жил, пока достраивался по его планам дворец. Отсюда виден весь Томск и даже видны дальние леса за Томью. Девильнев улыбнулся, отхлебывая чай, и беря варенье ложечкой. Около вазочки гудела пчела. В калитку просунулась лысая голова и принялась кланяться. Девильнев понял, что явился вызванный им заявитель. Надо будет построже допросить его. Из доклада он знал, что человек этот добывает древнее золото. Каково же было изумление Томаса Томасовича, когда он узнал в заявителе бывшего управляющего княжеского имения — Еремея.
— Ну, Еремей, садись чай пить! Изумил ты меня до самых пяток! Вот уж не думал тебя здесь встретить. Еще и фамилию чужую взял. Ладно, хоть имя свое оставил.
— Гора с горой не сходится! — сказал Еремей. — И чего удивительного? Вы же знаете, что я по пьяному делу немного императором побыл. За то мне пришлось сваи в Родервике забивать, а потом и в Томск сослали.
— Это ты, братец, еще легко отделался. Ну а где же ты столько золота взял? Аж два фунта?
— Где, где! Нашел. На дороге.
— На какой же такой дороге, если мне говорили, что ты вылез из лодки, стал её привязывать в устье Ушайки, а тут на тебя и разбойник напал. Стало быть, ты куда-то на лодке ездил? Мне уже доложили, что ты не первый год бугрованием занимаешься. И фамилию ты себе чудную придумал: Жуков. А ты и в самом деле — жук! Городишь тут несусветную чушь про какую-то дорогу. Где бугровал?
— Вверх по Томи. Я разве знаю — где? Я столько холмов раскопал в разных местах, нигде ничего не нашел, кроме старых костяков лошадиных и человечьих. А тут шел по берегу по дорожке: кошель лежит, в нем два фунта золота.
— Что-то на сказку похоже. Что же, песок золотой или самородок? И разве ты весы с собой носишь? Откуда тебе известно стало, сколько в том кошеле фунтов было… И кто же такой кошель бросит?
— А я — знаю? Кто-то потерял. А что два фунта, так я примерно, так у меня ладонь сказала. Вообще-то я на ладони любую железяку подержу и точно скажу, сколько в ней веса. Это у меня с детства. И не песок там был, и не самородок, а шарики да квадратики.
— Ну, такого золота вовек никто не видел. На сказку похоже. Ладно. А кто тебя ограбил? Приметы его помнишь?
— Какие там приметы! Великанского роста, а вместо лица пламя горит!
— Опять же — сказка. В Москве мне случалось дело иметь с ряжеными мазуриками на ходулях. Но те ставили свечи в тыкву. Получалась огненная рожа. А ты что-то не то говоришь.
— Ей-богу! Пламя вместо лица. Аж глазам больно смотреть. Тюкнул этот гад меня чем-то тяжелым по лысине. Очнулся, никого рядом нет, и кошеля с золотом нет.
— Путаницу ты сплел несусветную. Шарики, квадратики. Пламя. Вряд ли по такому вранью можно поиск вести. И бугровать прекрати. Государственный указ есть: древних и прочих захоронений не трогать. Я прикажу, чтобы тебя допросили, а ты доложи обо всех местах, где ты и когда курганы разрывал. И попробуй только соврать, снова в каторгу попадешь. Все, что в земле находится, принадлежит государству!
— Ладно, всю правду доложу! — сказал Еремей. — Значит, гавкнулось мое золото. А ведь я хотел половину вам отдать, когда найду!
— Я тебя не задерживаю! — сказал Девильнев.
Выйдя от коменданта, Еремей направился в кабак. Там он прибег к испытанному способу бедных людей: заложил свой серебряный крест. Выпив водки, он подпер щеку кулаком и задумался. Надо сходить за Синий утес, к тому месту. Страшно. Может, ящерица эта огромная, мертвяки, которых он хотел обмануть, вовсе не снились ему? Но что же делать? Надо же как-то Дашу сосватать. А комендант, видать, не знает, что в городе девка живет очень похожая на Палашку. А ведь он в молодости тоже на ту Палашку заглядывался. Мало ли кто на неё заглядывался? А новую Палашку, которую зовут Дарьей, получит Еремей! Он место знает, где можно богатство добыть. И пусть хоть кожу с него сдерут, никому про место не скажет.
